Вме­сто пись­ма

Дым та­бач­ный воз­дух выел.

Ком­на­та —

глава в кру­че­ны­хов­ском аде.

Вспом­ни —

за этим окном

впер­вые

руки твои, ис­ступ­лен­ный, гла­дил.

Се­год­ня си­дишь вот,

серд­це в же­ле­зе.

День еще —

вы­го­нишь,

может быть, из­ру­гав.

В мут­ной пе­ред­ней долго не вле­зет

сло­ман­ная дро­жью рука в рукав.

Вы­бе­гу,

тело в улицу брошу я.

Дикий,

обезум­люсь,

от­ча­я­ньем ис­се­чась.

Не надо этого,

до­ро­гая,

хо­ро­шая,

давай про­стим­ся сей­час.

Все равно

лю­бовь моя —

тяж­кая гиря ведь —

висит на тебе,

куда ни бе­жа­ла б.

Дай в по­след­нем крике вы­ре­веть

го­речь оби­жен­ных жалоб.

Если быка тру­дом умо­рят —

он уйдет,

раз­ля­жет­ся в хо­лод­ных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и пла­чем не вы­мо­лишь отдых.  

За­хо­чет покоя устав­ший слон —

цар­ствен­ный ляжет в опо­жа­рен­ном песке.

Кроме любви твоей,

мне

нету солн­ца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта из­му­чи­ла,

он

лю­би­мую на день­ги б и славу вы­ме­нял,

а мне

ни один не ра­до­стен звон,

кроме звона тво­е­го лю­би­мо­го имени.

И в про­лет не бро­шусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над вис­ком на­жать.

Надо мною,

кроме тво­е­го взгля­да,

не власт­но лез­вие ни од­но­го ножа.

Зав­тра за­бу­дешь,

что тебя ко­ро­но­вал,

что душу цве­ту­щую лю­бо­вью выжег,

и су­ет­ных дней взме­тен­ный кар­на­вал

рас­треп­лет стра­ни­цы моих кни­жек...

Слов моих сухие ли­стья ли

за­ста­вят оста­но­вить­ся,

жадно дыша?

Дай хоть

по­след­ней неж­но­стью вы­сте­лить

твой ухо­дя­щий шаг.