Про­чи­тай­те при­ведённый ниже фраг­мент про­из­ве­де­ния и вы­пол­ни­те за­да­ние.

— Вот как мы с тобой, — го­во­рил в тот же день после обеда Ни­ко­лай Пет­ро­вич сво­е­му брату, сидя у него в ка­би­не­те, — в от­став­ные люди по­па­ли, пе­сен­ка наша спета. Что ж? Может быть, Ба­за­ров и прав; но мне, при­зна­юсь, одно боль­но: я на­де­ял­ся имен­но те­перь тесно и дру­же­ски сой­тись с Ар­ка­ди­ем, а вы­хо­дит, что я остал­ся на­за­ди, он ушёл вперёд, и по­нять мы друг друга не можем.

— Да по­че­му он ушёл вперёд? И чем он от нас так уж очень от­ли­ча­ет­ся? — с не­тер­пе­ни­ем вос­клик­нул Павел Пет­ро­вич. — Это всё ему в го­ло­ву си­ньор этот вбил, ни­ги­лист этот. Не­на­ви­жу я этого ле­ка­риш­ку; по-⁠моему, он про­сто шар­ла­тан; я уве­рен, что со всеми сво­и­ми ля­гуш­ка­ми он и в фи­зи­ке не­да­ле­ко ушёл.

— Нет, брат, ты этого не го­во­ри: Ба­за­ров умён и знающ.

— И са­мо­лю­бие какое про­тив­ное, — пе­ре­бил опять Павел Пет­ро­вич.

— Да, — за­ме­тил Ни­ко­лай Пет­ро­вич, — он са­мо­лю­бив. Но без этого, видно, нель­зя; толь­ко вот чего я в толк не возь­му. Ка­жет­ся, я всё делаю, чтобы не от­стать от века: кре­стьян устро­ил, ферму завел, так что даже меня во всей гу­бер­нии крас­ным ве­ли­ча­ют; читаю, учусь, во­об­ще ста­ра­юсь стать в уро­вень с со­вре­мен­ны­ми тре­бо­ва­ни­я­ми, — а они го­во­рят, что пе­сен­ка моя спета. Да что, брат, я сам на­чи­наю ду­мать, что она точно спета.

— Это по­че­му?

— А вот по­че­му. Се­год­ня я сижу да читаю Пуш­ки­на... пом­нит­ся, «Цы­га­не» мне по­па­лись... Вдруг Ар­ка­дий под­хо­дит ко мне и молча, с эта­ким лас­ко­вым со­жа­ле­ни­ем на лице, ти­хонь­ко, как у ребёнка, отнял у меня книгу и по­ло­жил пе­ре­до мной дру­гую, не­мец­кую... улыб­нул­ся, и ушёл, и Пуш­ки­на унёс.

— Вот как! Какую же он книгу тебе дал?

— Вот эту.

И Ни­ко­лай Пет­ро­вич вынул из зад­не­го кар­ма­на сюр­ту­ка пре­сло­ву­тую бро­шю­ру Бюх­не­ра, де­вя­то­го из­да­ния. Павел Пет­ро­вич по­вер­тел её в руках.

— Гм! — про­мы­чал он. — Ар­ка­дий Ни­ко­ла­е­вич за­бо­тит­ся о твоём вос­пи­та­нии. Что ж, ты про­бо­вал чи­тать?

— Про­бо­вал.

— Ну и что же?

— Либо я глуп, либо это всё — вздор. Долж­но быть, я глуп.

— Да ты по-⁠не­мец­ки не забыл? — спро­сил Павел Пет­ро­вич.

— Я по-⁠не­мец­ки по­ни­маю.

Павел Пет­ро­вич опять по­вер­тел книгу в руках и ис­под­ло­бья взгля­нул на брата. Оба по­мол­ча­ли.