По­яс­не­ние. Про­ко­фий Ме­ле­хов  — че­ло­век не­сги­ба­е­мой воли, уме­ю­щий по­сто­ять за себя и свою жену, но в то же время спо­соб­ный на ис­крен­ние и глу­бо­кие чув­ства. Он имеет соб­ствен­ное мне­ние, его не свер­ну­ли с пути ни осуж­де­ния од­но­сель­чан, ни от­де­ле­ние от семьи. Он че­ло­век «с внут­рен­ним стерж­нем». Имен­но от него и сын Пан­те­лей, и внук Гри­го­рий уна­сле­до­ва­ли такие ка­че­ства, как гор­дость, му­же­ствен­ность, цель­ность.

По­яс­не­ние. «Мысль на­род­ная» зву­чит в ро­ма­не Л. Н. Тол­сто­го «Война и мир».

Тема на­род­ной войны зву­чит в об­ра­зе Ти­хо­на Щер­ба­то­го, со­здан­но­го Л. Тол­стым. Этот герой, без­услов­но, по­ле­зен в пар­ти­зан­ской войне; же­сто­кий и без­жа­лост­ный к вра­гам, этот ха­рак­тер есте­стве­нен, но Тол­сто­му мало сим­па­ти­чен. Образ дан­но­го пер­со­на­жа не­од­но­зна­чен, как не­од­но­зна­чен и образ Пла­то­на Ка­ра­та­е­ва. При встре­че и зна­ком­стве с Пла­то­ном Ка­ра­та­е­вым Пьера по­ра­жа­ет тепло, доб­ро­ду­шие, уют, спо­кой­ствие, ис­хо­дя­щие от этого че­ло­ве­ка. Он вос­при­ни­ма­ет­ся почти сим­во­ли­че­ски, как что-то круг­лое, теп­лое и пах­ну­щее хле­бом. Ка­ра­та­е­ву свой­ствен­на уди­ви­тель­ная при­спо­соб­ля­е­мость к об­сто­я­тель­ствам, уме­ние «об­жить­ся» в любых об­сто­я­тель­ствах. В по­ве­де­нии Пла­то­на Ка­ра­та­е­ва не­осо­знан­но вы­ра­жа­ет­ся ис­тин­ная муд­рость на­род­ной, кре­стьян­ской фи­ло­со­фии жизни, над по­сти­же­ни­ем ко­то­рой му­ча­ют­ся глав­ные герои эпо­пеи. Итак, в ро­ма­не Тол­сто­го «Война и мир» наи­бо­лее близ­ко к ду­хов­но­му еди­не­нию при­хо­дят люди из на­ро­да, по­сколь­ку имен­но народ, по мне­нию пи­са­те­ля, яв­ля­ет­ся но­си­те­лем ду­хов­ных цен­но­стей. Герои, во­пло­ща­ю­щие «мысль на­род­ную», на­хо­дят­ся в по­сто­ян­ном по­ис­ке ис­ти­ны, а, сле­до­ва­тель­но, в раз­ви­тии.

Не­од­но­зна­чен и образ Про­ко­фия Ме­ле­хо­ва. Он живет так, как велит ему его со­весть. Он че­ло­век не­сги­ба­е­мой воли, умеет по­сто­ять за свое и в то же время спо­со­бен на глу­бо­кие, силь­ные чув­ства.

Об­ра­зы, со­здан­ные и Тол­стым, и Шо­ло­хо­вым,  — это дань вос­хи­ще­ния про­сты­ми лю­дь­ми, ува­же­ния их вы­со­ких нрав­ствен­ных ка­честв.

По­яс­не­ние. Сен­ная пло­щадь в Пе­тер­бур­ге  — тор­го­вая. Там тор­го­ва­ли сеном (от­сю­да на­зва­ние) и под­вер­га­ли пуб­лич­ным те­лес­ным на­ка­за­ни­ям об­ви­нен­ных в во­ров­стве, мо­шен­ни­че­стве и пр. Это на­зы­ва­лось тор­го­вы­ми каз­ня­ми. Ис­тя­за­е­мая кре­стьян­ка  — род­ная сест­ра Музы. Если по­нять эти слова бук­валь­но, то она тоже Муза, при­няв­шая образ рус­ской кре­стьян­ки. Со­глас­но древ­не­гре­че­ской ми­фо­ло­гии, Музы  — род­ные сест­ры, до­че­ри Зевса, по­кро­ви­тель­ни­цы по­э­зии, ис­кусств и наук. В рус­ской по­э­зии из­дав­на сло­жи­лась тра­ди­ция об­ра­ще­ния к Музе, ко­то­рая яв­ля­ет­ся поэту, вдох­нов­ля­ет его, по­буж­да­ет к твор­че­ству. Не­кра­сов­ская Муза мол­чит под бичом. Мол­чит и ее род­ная сест­ра. В этом есть нечто не­обыч­ное. Ведь не поэт ей, а она ему долж­на была бы по­ка­зать и объ­яс­нить про­ис­хо­дя­щее. Но нет, Муза без­молв­ству­ет. А ее му­че­ни­ца-сест­ра молча умрет под кну­том.

По­яс­не­ние. Кре­стьян­ская тема, за­ро­див­шись в фольк­ло­ре, раз­ви­ва­лась в твор­че­стве Ни­ко­лая Алек­се­е­ви­ча Не­кра­со­ва. Его по­сле­до­ва­те­лем можно на­звать Сер­гея Алек­сан­дро­ви­ча Есе­ни­на, ко­то­рый в XX веке счи­тал­ся глав­ным по­этом де­ре­вен­ской темы. Ярким при­ме­ром может стать его сти­хо­тво­ре­ние «Русь». Чи­та­тель видит такое же вос­хи­ще­ние про­стым на­ро­дом, как и у Не­кра­со­ва. Для Есе­ни­на кре­стья­не и род­ной пей­заж ста­но­вят­ся глав­ны­ми му­за­ми:

Я люблю над по­кос­ной сто­ян­кою

Слу­шать ве­че­ром гуд ко­ма­ров.

А как гарк­нут ре­бя­та та­льян­кою,

Вый­дут девки пля­сать у ко­ст­ров.

Ни­ко­лай Алек­се­е­вич Не­кра­сов счи­та­ет свою Музу родом из на­ро­да, по­то­му что для на­ро­да пишет:

И Музе я ска­зал: «Гляди!

Сест­ра твоя род­ная!»»

По­яс­не­ние. Ком­мен­та­рии к со­чи­не­ни­ям

1.  Как в поэме М. Ю. Лер­мон­то­ва «Песня... про купца Ка­лаш­ни­ко­ва» изоб­ражён кон­фликт лич­но­сти и вла­сти?

В цен­тре поэмы про­бле­ма­ти­ка со­от­но­ше­ния цар­ской вла­сти, за­ко­на и ми­ло­сер­дия. Это один из глав­ных во­про­сов всей рус­ской ли­те­ра­ту­ры на­ча­ла XIX века. В цен­тре вни­ма­ния Лер­мон­то­ва  — нрав­ствен­ные и по­ли­ти­че­ские про­бле­мы своей эпохи, судь­ба и права че­ло­ве­ка в ней. Пи­са­тель рас­суж­да­ет над про­бле­ма­ми своей эпохи: нужны ли его вре­ме­ни люди чести, нужна ли силь­ная лич­ность вла­сти.

Облик царя Ивана Ва­си­лье­ви­ча поэт вос­ста­нав­ли­ва­ет таким, каким со­хра­ни­ла его на­род­ная па­мять. Для на­род­ных песен го­су­дарь  — глав­ное лицо, идея на­род­ной жизни  — служ­ба царю, с име­нем ко­то­ро­го со­еди­ня­лось не­раз­дель­но имя оте­че­ства. Судь­ба оте­че­ства была в руках царя, сле­до­ва­тель­но, все, что ка­са­лось его лич­но­сти, ка­са­лось вме­сте с тем и на­ро­да. В поэме пер­вые слова ав­то­ра об­ра­ще­ны к царю, при этом ис­поль­зу­ют­ся об­ра­ще­ния, ха­рак­тер­ные для на­род­ной пе­сен­ной тра­ди­ции: «Ох ты гой еси, царь Иван Ва­си­лье­вич!»

Гроз­но­му царю при­над­ле­жит по­след­нее слово, он яв­ля­ет­ся вер­ши­те­лем судеб че­ло­ве­че­ских. Не все­гда выбор царя ока­зы­ва­ет­ся спра­вед­ли­вым, но никто не смеет про­ти­вить­ся его воле  — слуги цар­ские могут толь­ко на­де­ять­ся на ми­лость царя. Лер­мон­то­ву ближе спра­вед­ли­вая го­су­дар­ствен­ная власть, когда закон ока­зы­ва­ет­ся для всех един. Го­су­дарь гро­зит же­сто­ко на­ка­зать ви­нов­ни­ка за со­вер­ше­ние убий­ства по умыс­лу, и он каз­нит купца Ка­лаш­ни­ко­ва...

2.  Какую роль в са­ти­ре М. Е. Сал­ты­ко­ва-Щед­ри­на иг­ра­ют фольк­лор­ные мо­ти­вы?

Стран­но по­лу­ча­ет­ся: сто лет назад Сал­ты­ков-⁠Щед­рин писал свои про­из­ве­де­ния на злобу дня, бес­по­щад­но кри­ти­куя яв­ле­ния со­вре­мен­ной ему дей­стви­тель­но­сти; все про­чи­та­ли, по­ня­ли, по­сме­я­лись, и... ни­че­го не из­ме­ни­лось. И из года в год, из по­ко­ле­ния в по­ко­ле­ние все чи­та­ют стро­ки его книг, пре­крас­но по­ни­мая, что же хотел ска­зать автор. С каж­дым новым «вит­ком» ис­то­рии книги Сал­ты­ко­ва-⁠Щед­ри­на об­ре­та­ют новое зву­ча­ние, вновь ста­но­вят­ся ак­ту­аль­ны. В чем же сек­рет та­ко­го чуда?

Может быть, в том, что са­ти­ра Сал­ты­ко­ва-⁠Щед­ри­на мно­го­об­раз­на по те­ма­ти­ке, по жанру (сказ­ки, ис­то­рия в форме ле­то­пи­си, се­мей­ный роман), мно­го­об­раз­на по ис­поль­зо­ва­нию «средств осме­я­ния», бо­га­та сти­ли­сти­че­ски. Гро­теск про­ни­ка­ет и в сказ­ку. Сказ­ки Сал­ты­ко­ва-⁠Щед­ри­на раз­но­об­раз­ны в ис­поль­зо­ва­нии фольк­лор­ных тра­ди­ций: за­ме­ны («Жили да были два ге­не­ра­ла... по щу­чье­му ве­ле­нию, по моему хо­те­нию очу­ти­лись на не­оби­та­е­мом ост­ро­ве...»), фан­та­сти­че­ские си­ту­а­ции, ска­зоч­ные по­вто­ры («все дро­жал, все дро­жал...»), ска­зоч­ные ам­плуа (волк, мед­ведь, орел, рыбы). Но тра­ди­ци­он­ные об­ра­зы по­лу­ча­ют иное на­прав­ле­ние, новые свой­ства и ка­че­ства. У Сал­ты­ко­ва-⁠Щед­ри­на ворон  — «че­ло­бит­чик», орел  — «ме­це­нат», заяц не косой, а «са­мо­от­вер­жен­ный»; в ис­поль­зо­ва­нии таких эпи­те­тов много ав­тор­ской иро­нии. Ха­рак­тер­ным при­е­мом для ска­зок и для «Ис­то­рии од­но­го го­ро­да» яв­ля­ет­ся ино­ска­за­ние, мы по­ни­ма­ем, кого автор имеет в виду под сво­и­ми гра­до­на­чаль­ни­ка­ми, или проще  — топ­ты­ги­ны­ми. Ча­стым при­е­мом, ис­поль­зу­е­мым в сказ­ках, яв­ля­ет­ся ги­пер­бо­ла, вы­пол­ня­ю­щая роль свое­об­раз­но­го «уве­ли­чи­тель­но­го стек­ла». Бес­по­щад­ность и не­при­спо­соб­лен­ность к жизни ге­не­ра­лов под­чер­ки­ва­ет­ся одной фра­зой: они свято ве­ри­ли, что булки «в том самом виде ро­дят­ся, в каком их утром к кофею по­да­ют».

3.  Сатин и Лука: ан­ти­по­ды или еди­но­мыш­лен­ни­ки? (По пьесе М. Горь­ко­го «На дне».)

В пьесе под­ни­ма­ют­ся веч­ные во­про­сы: столк­но­ве­ние прав­ды и лжи, на­зна­че­ния и смыс­ла че­ло­ве­че­ской жизни, сво­бо­ды и долга. Фи­ло­соф­ское зву­ча­ние этих во­про­сов поз­во­ля­ет от­но­сить пьесу «На дне» к жанру фи­ло­соф­ской драмы. Дра­ма­ти­че­ский кон­фликт пьесы «На дне» в столк­но­ве­нии лжи и прав­ды. Про­по­вед­ни­ком мира ил­лю­зий яв­ля­ет­ся стран­ник Лука. Он по­мо­га­ет ноч­леж­ни­кам по­гру­зить­ся в мир уто­пии. Но Горь­кий по­ка­зы­ва­ет не­со­сто­я­тель­ность взгля­дов Луки, жиз­нен­ная прак­ти­ка опро­вер­га­ет его тео­рию: Лука исчез, а убеж­ден­ный им Актер по­ве­сил­ся, уми­ра­ет Анна, а остав­ших­ся ноч­леж­ни­ков ожи­да­ет еще боль­шее уны­ние, чем пре­жде. Опро­вер­га­ет тео­рию Луки Сатин, самый умный из ге­ро­ев, а мо­но­лог Са­ти­на о Че­ло­ве­ке раз­би­ва­ет лжи­вый гу­ма­низм Луки и с гу­ма­низ­мом под­лин­ным про­по­ве­ду­ет веру в Че­ло­ве­ка, гор­дость за Че­ло­ве­ка и при­зыв к борь­бе про­тив со­ци­аль­ной не­спра­вед­ли­во­сти.

4.  Образ вре­ме­ни в одном из про­из­ве­де­ний ли­те­ра­ту­ры XX века (на при­ме­ре про­из­ве­де­ний од­но­го из пи­са­те­лей: М. А. Бул­га­ко­ва, Ч. Айт­ма­то­ва, В. Рас­пу­ти­на).

Время  — это осо­бая ху­до­же­ствен­ная ка­те­го­рия. В ли­те­ра­ту­ре оно часто ока­зы­ва­ет­ся не по­хо­жим на ре­аль­ное время. Так, пи­са­тель может «сжи­мать» время, огра­ни­чи­ва­ясь ко­рот­кой фра­зой, на­при­мер, «Про­шло три года», а может «оста­нав­ли­вать» мгно­ве­ние, по­дроб­но опи­сы­вая вспыш­ку мол­нии или полет стре­лы. Очень часто ху­до­же­ствен­ное время по­мо­га­ет лучше по­нять за­мы­сел ав­то­ра и лучше уяс­нить смысл про­из­ве­де­ния.

У Чин­ги­за Айт­ма­то­ва образ вре­ме­ни  — важ­ней­ший эле­мент его ху­до­же­ствен­но-⁠фи­ло­соф­ской кон­цеп­ции. Для ана­ли­за можно взять два про­из­ве­де­ния. «Белый па­ро­ход», в ко­то­ром образ вре­ме­ни, со­еди­няя на­сто­я­щее с про­шлым, поз­во­ля­ет ощу­тить глу­би­ны на­род­ной па­мя­ти, и роман «И доль­ше века длит­ся день», где время  — самая глав­ная, ве­ду­щая ка­те­го­рия  — это День, в ко­то­ром раз­во­ра­чи­ва­ет­ся ос­нов­ное дей­ствие, ис­то­ри­че­ски-⁠кон­крет­ное время  — судь­ба Еди­гея, и ми­фо­ло­ги­че­ское время про­шло­го и бу­ду­ще­го.

5.  Роль ги­пер­бо­лы в про­из­ве­де­ни­ях Н. В. Го­го­ля. (На при­ме­ре од­но­го или двух про­из­ве­де­ний пи­са­те­ля.)

Тема может быть рас­кры­та на при­ме­ре по­ве­сти Го­го­ля «Ши­нель». Го­голь рас­ска­зы­ва­ет о жизни и смер­ти «ма­лень­ко­го че­ло­ве­ка». Чтобы глуб­же и пол­нее рас­крыть образ Баш­мач­ки­на, пи­са­тель ис­поль­зу­ет такой ху­до­же­ствен­ный прием, как ги­пер­бо­ла.

Ги­пер­бо­ли­че­ские нотки про­смат­ри­ва­ют­ся везде, уже на­чи­ная с опи­са­ния рож­де­ния героя. Долго му­чи­лись, вы­би­рая имя мла­ден­ца, но не нашли ни­че­го лучше имени, чем Ака­кий.

Ги­пер­бо­ла уси­ли­ва­ет гне­ту­щее со­сто­я­ние от опи­са­ния служ­бы Ака­кия Ака­ки­е­ви­ча в де­пар­та­мен­те: че­ло­век, не бле­щу­щий умом и не име­ю­щий ни­ка­ких ин­те­ре­сов, кроме слу­жеб­ных, Ака­кий Ака­ки­е­вич жил сво­и­ми бу­ма­га­ми: «Вряд ли где можно было найти че­ло­ве­ка, ко­то­рый так жил бы в своей долж­но­сти... он слу­жил с лю­бо­вью». Баш­мач­кин го­во­рит толь­ко пред­ло­га­ми, на­ре­чи­я­ми и ча­сти­ца­ми, никак не может за­кон­чить фразу. Это под­чер­ки­ва­ет край­нюю ро­бость героя, за­би­тость, не­уве­рен­ность.

Смерть Баш­мач­ки­на тоже ги­пер­бо­ли­зи­ро­ва­на: уме­реть от рас­строй­ства после по­те­ри ши­не­ли!

Воз­мож­но рас­кры­тие темы на при­ме­ре дру­гих про­из­ве­де­ний Го­го­ля: поэмы «Мёртвые души», ко­ме­дии «Ре­ви­зор» и дру­гих.